Макроскоп - Страница 28

— Через четырнадцать тысяч лет? Даже если бы у нас был фотонный двигатель, которого у нас никогда не будет, понадобится еще четырнадцать тысяч лет, чтобы добраться до них. Раньше нам даже не удастся ответить на их послание. Так что в сумме не меньше тридцати световых лет. Я не могу представить, чтобы они так долго ждали ответа.

— Может, это долговременная передача. Пока мы знаем, что она идет около миллиона лет, — сказал Борланд. — Ждут, когда мы ответим. Может быть, для них время идет медленнее? Может, для них четырнадцать тысяч лет это вроде недели?

— Нет. Программа идет в привычном для нас темпе. Ничего не нужно подстраивать. Если бы они чувствовали время так, как вы говорите, программа бы шла лет тысячу, а не несколько минут.

— Может и так. Значит, вы считаете, что у них маниакальная ненависть к развитым цивилизациям, когда бы они не жили?

— Ксенофобия? Возможно. Но опять же, временная задержка ставит это под сомнение. Как можно ненавидеть то, что будет существовать через десятки тысячелетий?

— Инопланетяне могут. Их мозг, если он у них есть, возможно, работает совсем не так, как мой.

— Все же, существуют общепринятые критерии интеллекта. Логично предположить…

— Оставьте логику в покое. Здесь нужна философия.

Брад посмотрел на Борланда:

— О какой философии вы говорите, сенатор?

— О философии в практическом смысле, конечно. Вы можете превзойти в логике самого дьявола, а проблему так и не решить. Вы считаете свои научные методы лучшими в мире. Это, скажу я вам, не так.

— Мы наблюдаем за явлениями, выдвигаем гипотезы, которыми пытаемся эти явления объяснить; пересматриваем или отвергаем их, если они противоречат новым данным. По-моему, это разумно. Разве у Аристотеля, Канта или Маркса было что-то лучше?

— Да. Главная забота философа — не истина, а цель. Ваш разрушитель — это не кризис истины, а кризис цели. Пока ничего определенного не известно, бессмысленно делать предположения и пытаться все связать по правилам математики. Нужно понять исходные посылки тех, кто создал разрушитель, а не отвечать вопросами на вопросы. Только тогда, может быть, мы немного продвинемся к вопросу о цели.

Брад нахмурился и повернулся к Иво и Афре:

— Вы что нибудь понимаете?

— Нет, — ответила Афра.

— Да, — сказал Иво.

— Вы не сможете это понять, используя формальные рассуждения. Мы не в шахматы играем, нам даже не известны правила. Твердо известно одно — мы проигрываем, — и давайте спросим почему. Значит, эта штука уничтожает разум. Ну и что в этом плохого?

— С космологической точки зрения — ничего, — сказал Брад. — Но мы чувствуем себя не очень уютно. Было бы лучше, если бы разрушитель выключал людей с низким интеллектом, а не…

Борланд нахмурился:

— Вы имеете в виду интеллектуальный коэффициент? Определяемый как ментальный возраст, деленный на хронологический и умноженный на сто?

— Да. Конечно, нельзя быть уверенным в том, что коэффициент отражает что-то, кроме способности субъекта отвечать правильно на интеллектуальные тесты, так что мы можем ошибаться в направлении удара разрушителя. Значение коэффициента не включает в себя такие важные черты, как индивидуальность, независимость мышления, темперамент — и если даже коэффициенты одинаковы…

— Это не означает, что способности людей идентичны, — закончил Борланд. — Я читал об этом в книжках и знаю недостатки метода. Помните болтовню лет двадцать назад о «творческих способностях», и эту дурацкую моду на клубы обладателей высокого интеллекта? Если мне нужен хороший человек, я держусь подальше от этих доморощенных интеллектуалов. Мне достаточно просто в лицо посмотреть, чтобы сказать, кто достойный парень, а кто сопляк с клубным синдромом.

Борланд окинул их лица острым взглядом.

— Вы, — он ткнул узловатым пальцем на Афру. Она вздрогнула. — Вы член клуба, да?

Афра растерянно кивнула, но Борланд уже повернулся к Браду:

— А вы — нет. Тот здоровый русский, что только что вышел, тоже нет. — Он взглянул на Иво. — А тебя они даже на порог не пустили бы.

Он вернулся к Браду.

— Коэффициент — это практический инструмент, используемый, когда нужно обобщить интеллектуальный уровень больших групп людей, но его применение оправдано, пока нет ничего лучшего. Можно его определить, как способность обучаться — в среднем индивидуум с коэффициентом 120 выглядит более импозантно, чем его собрат с коэффициентом сто. Таким образом, система выдумана лишь удобства ради. А теперь перейдем к главному, хорошо?

Брад рассмеялся.

— Хорошо, сенатор. Применяйте вашу философию.

— Значит, сигнал приходит не в речевой форме, и чтобы его понять, необходимо преодолеть некий порог. Вы должны иметь непонятно какие способности, чтобы переступить этот порог. Как это понять: то ли у гения больше шансов войти в программу, то ли как с макроскопом — или все, или ничего?

— По-видимому, просто больше шансов. Интеллект — весьма специфическая вещь, и нельзя быть точно уверенным…

— Ясно. Давайте тогда по порядку. У вас коэффициент двести четырнадцать, — обратился он к Браду.

— Что? — удивленно переспросила Афра.

— Это не…

— Знаю, знаю, — сказал Борланд. — Цифры ничего не значат, а если бы и значили, то это ничего не меняет, потому что вы в сто раз умнее какого-нибудь Джо, который вас тестирует. Это все условно. Нет, я не просматривал ваше досье, просто пытаюсь интерполировать. А если в вашем досье есть эта запись, то она выглядит примерно так, как я говорю, не правда ли?