Макроскоп - Страница 87

— Собственно Тритон? Может, это и проще, но смахивает на гигантоманию.

— Нептун.

Афра даже не удивилась.

— А вы знаете, где мы выскочим?

Иво посмотрел на Гротона и пожал плечами:

— Не знаем. За три миллиона лет карты сильно изменились, ведь расширение продолжается. Даже если петли и остались теми же, то перемещались галактики и звезды. Нам нужна современная версия карт — но в макросфере такая отсутствует.

— Значит, прыгать придется наугад?

— Да. После нескольких попыток нам, по-видимому, удастся составить собственную карту и мы будем иметь некоторое представление обо всей Вселенной.

— А если мы окажемся внутри звезды?

— Исчезающе малая вероятность. Но даже это, кажется, предусмотрено. Материя отталкивается от материи, если они встречаются после прыжка. Путь наименьшего сопротивления означает, что гораздо легче прыгнуть в незанятую точку пространства, нежели внутрь звезды, планеты или даже пылевидной туманности. Так что не следует об этом особо беспокоиться.

— А если мы заблудимся?

— Мы не заблудимся, коль скоро у нас есть макроскоп. А если и заплутаем, то не так уж далеко. Может статься, что галактика нам покажется незнакомой из другой точки пространства, но, думаю, расположение звезд будет не сильно отличаться от того, что мы имеем сейчас.

— Вы так думаете? — спросила Афра. — Неужели вы забыли о том, что прыжок на четырнадцать тысяч световых лет, а это как раз то расстояние, которое нужно преодолеть для достижения разрушителя, эквивалентен прыжку на четырнадцать тысяч лет в будущее? То, что мы сейчас видим — фрагмент истории Вселенной. А ваше «современное расположение звезд» никак не поможет вам точно определить координаты.

— Но у нас всегда будут передачи — большинство из них исходят из нашей галактики. И, разумеется, всегда будет сигнал разрушителя. Мы будем идти как бы против ветра — если мы хотим достичь разрушителя, то его сигнал будет нашим маяком.

— А почему вы думаете, что разрушитель один?

Опять Иво и Гротон переглянулись.

— Ну, в крайнем случае, мы всегда сможем сориентироваться по Солнечной системе, — сказал Гротон. — Мы хорошо умеем это делать. Расстояние мы можем определить, посмотрев, что творится на Земле, а захватив изображение Земли, мы определим направление. А зная азимут и измерив…

— При всем моем уважении к вам, джентльмены, — резко прервала Афра, — вы не представляете себе реальной ситуации. Вероятно, вам просто не удастся обнаружить старую добрую Солнечную систему с расстояния четырнадцать тысяч световых лет. Расположение объектов в галактике будет совершенно иным, а яркость Солнца не такая уж большая, я уж не говорю об ослаблении света межгалактической пылью и газом. Именно поэтому в оптические телескопы мы видим лишь одну тысячную часть звезд центра галактики, а на краях и того меньше. Конечно, используя макроскоп, можно…

— Все это означает, — сказал Гротон: — «Мужчины несут вздор, и мы вскоре просто заблудимся в дебрях галактики».

Беатрикс улыбнулась ему, но, что удивительно, улыбнулась и Афра.

— А что предлагаете вы? — обратился к ней Иво.

— Прежде всего, я выбрала бы хороший галактический ориентир, например, галактику, Андромеды. Это около двух миллионов световых лет от нас, и уж если мы прыгнем дальше, то нам уже не нужно будет беспокоиться о таких мелочах, как разрушитель. Еще я бы выбрала типичную для нашей галактики конфигурацию цефеид, — скажем, в тысяче световых лет от Солнца. Если бы удалось обнаружить Полярную звезду, мы бы знали, что находимся не далее ста парсеков…

— Андромеда, это такая же галактика, как и наша, — пояснил Гротон Беатрикс. — Мы ее увидим отовсюду, так как ее плоскость параллельна плоскости нашей галактики. Переменные цефеиды…

— Я сама все объясню, спасибо, — перебила Афра. — Цефеида — это яркая звезда, которая периодически меняет свою яркость, будто у нее есть пульс. И чем больше период — то есть, чем больше времени проходит между самой яркой и самой тусклой фазой — тем больше средняя светимость звезды, то есть, ее реальная яркость. Следовательно, все что нам нужно, это измерить ее яркость в нашей исходной точке, и с учетом фазы колебаний светимости, мы сможем определить, насколько далеко мы прыгнули. Потому что чем дальше звезда, тем меньше света доходит от нее и тем более тусклой она кажется.

— Да, действительно, — радостно подтвердила Беатрикс, — теперь все понятно.

Иво ничего не сказал, так как стыдился признать, что он не имеет представления о том, что такое переменная цефеида и как с ее помощью можно определить местоположение в галактике. Он действительно способствовал технологическому прорыву на Тритоне, и с его помощью Гротон создал машины и аппараты, принципы действия которых не способны даже понять специалисты на Земле. За это время Иво познал многое, но, фактически, он выполнял функции стенографиста. Он совершенно не представлял, как все это устроено. Он сделал все, но не понимал ничего. Результатом явилась чрезвычайная осведомленность в одних областях на фоне полного невежества в других. Он мог рассуждать о гравитационном коллапсе и не знать, что такое переменная цефеида.

Но его осенила мысль — ведь вся земная цивилизация в этом в чем-то походит на него. Действия без понимания — даже на краю пропасти.

— Когда же мы отправимся? — спросила Беатрикс.

Это был месяц очень напряженной работы, изнуряющей как физически, так умственно и эмоционально. Но они снова были все вместе, и это уже было хорошо.